"Es gibt keine gluckliche Zeiten, es gibt nur zeitloses Gluck."
Припозднилась со второй частью длиннопоста, исправляюсь. Сегодня без дыбровступлений покажу ещё один изрядный кусок Рудькиного гардероба и очередной фрагмент из его мутной взрослой жизни. Я честно хотела написать про детство, но кто бы меня спрашивал - что рассказали, то и запиши.
читать дальшеОдежда меняет человека, да. ...Начну я с обуви. Маме Карле таки пришлось задвинуть в угол перманентную лень и сделать новые колодки - пошире, поудобнее, чтобы в боты можно было впихнуться с носками - ботинки к школьной форме не для красоты делались, а для удобства и практичности.
В угоду удобству и практичности цвет был выбран чёрный, а не светло-серый.
Ткань на этот раз взяла более прочную, хотя подкладка по-прежнему из сопли. Выкройка та же что и для первых пёстрых ботов, вот они тут ещё с яркими шнурками.
Пятку я вырезаю, а то толщинища получается бешеная. На толщину и нитки сильно влияют. Вроде бы 60-й номер, а лавсан - и всё... Кто-то говорил, что задвинул лень - ха, да как бы не так! Нету коричневого шёлка 65-го номера, а отстрочку хочется именно коричневую, ну так повари белую катушку в коре дуба - нееет, леееень... А теперь на всей школьной форме и ботах грубая строчка "тонким" лавсаном, потому что кому-то было лень шевельнуть гранитной жопой и сбегать через двор в аптеку за дубом!
Живулька (рукалицо) - чтоб сопля не смела шевельнуться. Это к вопросу о том, как Мама Карла управляется с тянучими-ползучими тканями.
Каждый раз старательно намечаю дырки для шнурков, а в итоге они всё равно получаются вкривь и вкось - хоть бы раз получилось на одинаковом расстоянии их сделать!
Тут я уже сильно отошла от схемы Ииного мастер-класса, но светлая мысль делать всё по-всамделишному меня так и не посетила (рукалицо). Я с какого-то перепугу решила, что на таком масштабе не натянуть одинаково уже полностью прошитую заготовку... Пачимууууу?777 А патамушто я идиот! Надо было доделать ботинки полностью с кучей косяков, матерков и хитрых вывертов, призванных косяки исправить... Доделать полностью и только через неделю понять, что всамделишный способ будет лучше и удобнее и надо смотреть на тюбике мастер-классы всамделишных сапожников... (Говорю же - я идиот!) Но делать третьи ботинки уже совсем по-уму, вотпрямщас я не готов никак (только что третьи перчатки дошиты, и хочется убиться об угол)
Тут я пролошилась с огоньком! Нос нужно было пришивать заранее! А не потом, как я его потом "пришивала" лучше не рассказывать (рукалицо), в итоге шов вышел адово неаккуратный, да ещё и проклеивать его пришлось.
А жёсткая ткань вообще-то отлично натягивается. Но я с потолка взяла, что не может этого быть! Чемпион по взятию неведомой херни и твёрдых убеждений с потолка!
На этот раз не переборщила с клеем, так что боты и форму держат и достаточно мягкие. И тут у меня вопрос в пространство: френды, а посоветуйте какой-нибудь водный клей или краску, которая после высыхания не смывалась бы водой и оставалась эластичной - похожей на резинку, бывает ли такая "резиновая" краска/клей на водной основе вообще? ПВА-шка со временем всё-таки теряет эластичность, так что если переборщить с пропиткой ткань потом ломаться будет.
Кант на подошве тоже не правильно сделан - просто приклеен. Впрочем, тут такой слоина клея, что это уже монолит... ну, надеюсь, по крайней мере... А вот если бы всё было по-настоящему прошито! Эх.
В целом получилось более-менее аккуратно, только дырки для шнурков опять слишком далеко от края.
Мне кажется эти ботинки получились прочнее, чем пёстрые, но в следующий раз всё нужно делать иначе. Кстати, френды сапожники, а вы знаете какие-нибудь хорошие каналы на ютьюбе, где подробно показывают как шить настоящую обувь, чтобы всё красиво и по-уму? Спрашиваю, потому что каналов-то обувных наверняка туева хуча, но как выбрать из них самые достойные, если ты лох и дилетант в сапожном деле!
***
И снова галифе. На этот раз чуть более "ушастые", чтобы добавить линии бедра выразительности, чуть более длинные - заправить в ботинки и без шнуровки - убрать лишнюю декоративность. Вообще нужно было делать нижнюю часть ещё уже и застёгивать её на крохотные пуговицы с внутренней стороны или на крючочки-невидимки, но мне было лень возиться со сложной застёжкой, которую всё равно будет не видно - лееень, падла (рукалицооо)
О, а ещё у меня сегодня день вопросов в студию, да. Не ради пользы, а ради закрытия гештальта, бгггг. Уже третий день мучаюсь не могу вспомнить, как называется портновская гнутая линейка? Красивенькая такая, на завиток похожа, ею всякие проймы-горловины вычерчивают. Яндекс говорит - "лекало", но я всегда думала, что лекало - это то, что с помощью такой линейки начерчено. Могла заблуждаться - само собой, но мне покоя не даёт предчувствие, будто я знала какое-то другое красивое слово как название для этой самой линейки. В общем помогите, а то у меня уже беспомощный мозг набекрень, бгггг.
А вот главный недостаток толстых ниток - ужасно грубые петли получаются
Хлястики для ремня сделала, но ремень, наверное, делать не буду, слишком толсто будет поверх такой грубой застёжки.
Ну да, Мама Карла не может не наделать гору промежуточных фот ниачом (рукалицо)
***
А теперь рубашечка. О, эта рубашечка выедала мне моск-к-к с чувством толком расстановкой целых три дня. На одну кукольную шмотку три дня (О_О) и не шаляй-валяй-три-дня-по-три-часа, а с утра до вечера буквой зю под лупой. За три дня я бы две человеческие рубашки сшила, если вот так с утра до вечера! Иногда мне кажется, что Мама Карла ничему не учится - переделывает и переделывает, а толку никакого - пройдёт время, начнёт шить что-то новое и опять как в первый раз, эх. Ладно, заканчиваю гундеть, показываю вещичку, а то я на эту тему и так уже два раза погундела недавно - в инстаграмчике и в фбуке.
Началось всё с ниток. Пока шила первую кремовую рубашку плевалась на толстый-жирный шёлк 65. Блин даже 65-й номер выглядит как верёвка на таком масштабе, а восьмидесятки у меня нет. Сначала думала выдёргивать нитки из самой ткани, но очень уж это заморочно - рвутся и путаются ещё хуже чем шёлк. Тогда вспомнила про гютерманновские "волосинки" вискозные. Эти нитки идут с номером 360, но у гютерманна какая-то другая маркировка, не такая как на советских нитках была (шёлк и хэбэшки у меня ещё пятидесятых годов - бабулины запасы). Во всяком случае их 360 сильно тоньше нашего 80. Вот тут я пролетела, как фанера над Парижем...
Нитки всем хороши - тонкие до невидимости, не обязательно в цвет подбирать (их, кстати, всего три цвета - белые, чёрные и вот эммм... хаки с топлёным молоком... о, или цвет тахинной халвы!). Вполне прочные для такой толщины и не сильно путаются. Недостаток один - синтетика, а потому от слишком горячего утюга "исчезают". Так почему я пролетела фанеркой. А вот по этому: для маленьких кукол выкройки всегда упрощаю, чтобы, где можно, убрать лишнюю толщину, тут тоже сначала делала всё по упрощённой схеме, а в итоге оказалось, что такими нитками из тонкой ткани на этот масштаб можно вполне кроить настоящие выкройки с двойными воротниками-манжетами и прочими закорючками. Первый раз за всё время переделывала кукольную одежду, потому что она получилась слишком "тонкой" (О_о). Вообще эту клятую рубашечку Мама Карла перешивала четыре раза - сначала с нитками пролетела, а потом методично косячила с выкройками. Хотелось грызть ножку стола, бегать по гардинам и завывать нечеловеческим голосом, бгггг. Думала, после этой рубашечки возненавижу шитьё навсегда - но обошлось, бггггг.
Воротник весь из себя правильный - двойной, проклеенный, только пластинки в уголки не вставила, но всё равно достаточно тонкий. Очень меня этот батист порадовал - плетение меленькое и прочный, не то что кремовый хилый "толстяк" для предыдущей рубашки.
Меня в инсте спрашивали нафига я кокетку проклеила. Ответила, что просто так - захотелось, а сейчас думаю, ещё и для жёсткости - лучше сидит.
С петлями, можно сказать, поленилась. Уже много раз говорила, что круглые мелкие петли делать сильно проще, чем прямые-прорезные. Но тут ещё к лени меня склонил чешский бисер из матового стекла, ну он же в миллион раз красивее, чем мои самодельные пуговицы из полимерки, и прям очень просился на эту рубашку.
Отстрочка на карманах вышла адово кривая и погончики я как-то слишком плотно пришила... Про кривую отстрочку - это видимо не лечится. Одежду я шью со школы - всегда криво - что куклам, что людям. Вот папаня у меня в этом деле был крайне крут. Шить он тоже со школы умел, а в девяностые, когда все выкручивались как могли стал шить на заказ. Специально он шитью нигде не учился - в детстве мать чему-то научила, а потом уже сам по журналам "Бурда моден". Старые бурды - идеальный учебник, кстати, там все портновские сложности буквально по мельчайшему шажочку объяснены, да ещё и с картинками. Так вот папанины отстрочки поражали своей повсеместной ровной идеальностью и одинаковостью, от этой аккуратности аж зубы сводило - что изнанка, что лицо - не подкопаешься! Где дают такую точность глазомера и твёрдость руки - хачу, хачу, хачу! Мне так и не выдали - я что на машине шью вихлями, что руками - все строчки разные. А отец своим зверским глазомером улавливал десятые доли миллиметра; при том, что шить он терпеть не мог, но делал это так хорошо, что в голодные девяностые мы его шитьём выживали. Вообще не представляю, как можно делать идеально нелюбимое дело! Сверхспособности - не иначе.
***
Куртка. С курткой - опа - Мама Карла тоже умудрилась накосячить (рукалицо) - талант косячника не пропьёшь, бггггг. Нет, результатом Мамуля довольна, но всё могло быть намного лучше, в процессе расскажу почему.
Сначала сделала рукава с густой отстрочкой. Тут, что называется, из вредности - что не умею, то настырно и напихаю кривое везде. Впрочем строчка началась с ботинок, переползла на галифе, и куртке ничего не оставалось, как поддерживать собратьев по гардеробу.
Вдруг я понял, как же Мама Карла зверски напакостила с этими коричневыми строчками! Фасон куртки сложный, но при этом сложность не убивает строгость, даже наоборот! Всё вышло довольно аккуратно, без строчек куртка была бы почти идеальной, но тогда пришлось бы перешивать галифе - тоже без строчек. Мамуля сказала - ыыыы - и решила жертвовать курткиной идеальностью к свиньям! Пусть будет средненькое хорошо, но в гармонии с уже сделанным, ибо я задолбалась переделывать. Так куртка была наглухо испорчена лишними кривыми строчками.
Подкладку делать не стала, потому что внутренность вышла красивая.
Оправдывают кривую отстрочку только не менее кривые пуговки-конфетки - самодельные из полимерки. С лишней строчкой они живут хорошо и добавляют казённому звучанию суровой чёрной куртки ламповый уют и шоколадность. Ламповость тут как бы без надобности, но так уж вышло. К публицистическому стилю с запахом свежей типографской краски я бы идеальные пуговицы слепить не смогла, а готовых заводских у меня нету.
Да, на всякий случай говорю, что куклоодёжки шью полностью руками, а то в инсте попадаются загадочные люди, у которых глазомер ещё хуже, чем у Мамы Карлы, и они задают дурацкий вопрос а-это-на-машинке - нет, на машине я не умею такое мелкое шить!
С петлями для "шоколадок" пришлось выкручиваться. Выше уже жаловалась, что такими нитками обрабатывать петли это геморройский геморрой - они получаются очень грубые, а мне тут петель нужна была хренова прорва, ну вот и нашлось лёгкое решение.
***
Генрих в кадр попал. С ним у меня недавно случилось интересное. Генрих и Эрнст сидят себе в витрине, о чём-то там болтают, Мама Карла к ним заглядывает редко - пыль вытереть... вообще-то ответственная за уборку Ксеня, но засранцы мы к сожалению все, так что пыль лежит, да, шиншильно и вальяжно - на всех горизонталях. А тут Мамуля решила посмотреть генриховы сапоги перед тем, как делать Рудику ботинки с тех же колодок. Вытащила она Генриха и удивилась - и грустно и радостно. С одной стороны - господи, какой же ты бедняжка кривенький и страшненький - глаза б не глядели, а с другой - значит всё-таки даже у тормознутой Мамы Карлы есть прогресс - мееедленный и печальный, но всё же есть! А я её постоянно пинаю, за то что она ничему не учится, выходит зря... хотя если её не пинать, то и этого жалкого прогресса не будет!
Бедный Хайни, несчастный зелёный урод - даже жалко его. Однако вот что забавно, Мамулины куклы даже стрёмные и антианатомичные всё равно живые. Хайни на наши кислые рожи насмерть обиделся - через всё зелёное лицо обиды выдал, мол, ну я то не виноват, что у кого-то руки из жопы выросли и на правильное место по миллиметру в год переползают!
Поэтому грустного Хайни в ленту - в качестве компенсации за хоровое фу-фу-фу. Это же ужас как обидно и горько, когда два не совсем чужих человека говорят тебе в лицо, что ты урод.
***
***
Ну, и последний рывок в этом посте - бельишко. Ужас как не люблю шить кукольное бельишко, потому как на маленьком масштабе каждый новый слой одежды - это проблема. Ткань подходящую найти - тоже проблема и вообще скучновато трусы-носки шить.
Сначала сшила трико - оно же кальсоны или подштанники, которое Рудику в силу его генномодифицированной морозоустойчивости как бы без надобности - в одних штанах зимой не холодно. Но это ж Мама Карла - она всегда наделает что-нибудь внезапное для чтобы-было-просто-так вместо того, что нужно в первую очередь.
В чёрные боты думаю вполне поместятся ноги в носках, хотя ещё не примеряла, так что не знаю наверняка, но вот носки сшиты - уютные, шерстяные - опять тёплые. Есть нечто симптоматичное в Мамулином порыве утеплить того, кто в тепле не нуждается. Хотя на самом деле у меня просто нет другого достаточно тонкого и подходящего трикотажа. ...зато есть склонность находить во всём тайные смыслы, ха-ха-ха.
Трусы можно было сшить из белого батиста, но мне было лень, поэтому вот.
***
И ведь это ещё не всё! (рукалицо) Будет снова пост про одежду, и я уже не загадываю, один ли, ха-ха-ха.
Ну а теперь, когда длиннопост всех достал, став по настоящему длинным, запихну длиннопосту в хвост кусок Рудькиной истории. Мама Карла честно хотела сделать всё по-уму - чтобы соответствие образу и тд. - раз сделала Рудольфа маленького, так и пиши истории из его детства, он мне, кстати, много чего понарассказывал... Так вот, села я это много-чего записывать, а в итоге - бах - и вышел кусок на разломе жизни, тот самый, после которого я была уверена, что Рудольф таки застрелился, а мои друзья усердно придумывали для него повороты судьбы, чтобы выжил, но про это было в первом длиннопосте, если вы его осилили, то уже в курсе. А сейчас ужастик переломный. Перелом открытый - трупы, кровища - это я слабонервных предупреждаю, чтобы не читали, если бояться всякого такого.
Ну и традиционное напоминание-оправдание - я графоман, пишу только то, что хочется моим куклам, потому что эти истории - куски их жизней. Конечно, стараюсь написать красиво и цельно, но мне никогда не хватает терпежу дать тексту, какой бы он ни был, отлежаться, усесть, чтобы потом на свежую голову перечитать и ещё раз всё исправить. Кроме того из отдельных кусков многое про других персонажей может быть не понятным, это плохо, но так уж вышло. Большинство кукольных историй, если я не забыла проставить тэги в постах собраны под тэгами "из жизни убегающих" и "куклосказки".
Предпоследний сон гауптштурмфюрера.
читать дальше
"Зепп умер. Маленькая, упорная сестричка сообщила? Да, нет, как же, почему она… откуда ей знать! Она ведь просто сестричка, ей бы и не доложил никто. И не пустили бы её – зачем… И почему сообщили, я ведь должен был присутствовать на казни… Или не должен? Зеппа повесили. Сволочи! Пулю для майора пожалели, скоты. А он не виноват! Он всё делал правильно! Да где уж теперь… Пулю пожалели…» - гауптштурмфюрер Шляейермайер покачивался, скрёб заросший рыжей щетиной подбородок и чувствовал себя нестерпимо грязным, словно его целиком макнули в жирный чавкающий чернозём.
Он уже обсох, грязь шелушилась, опадала струпьями, серой чешуёй на глазурно-белый, сладко сияющий кафель, скользкий и праздничный. По-змеиному длинный коридор – белый весь – окна, окна, окна, окна – окон больше чем стен, и Солнце. Солнце ершистое, морозное, свежее, вместе с ветром вспенивает занавески и крахмальные простыни на каталках. Каталок тоже много, даже больше чем в блоке «Д», только стоят они не так. Холодильник в блоке был широкий квадратный, там каталки стояли ровными, параллельными рядами – по пять, и проходы метровые, чтобы выкатывать было удобно. И Солнца там не было и окон. А тут коридор, хлопковые занавески, холод уличный, настоящий… но всё равно далёкий. С тех пор как препараты подействовали, Шляйермайер разучился чувствовать холод. Остались только воспоминания, фантомные чувства… иногда ему казалось, будто он чувствует, как мёрзнет пространство вокруг, а сам он горит изнутри. Каталки тянулись вдоль окон хромированным поездом.
«Какой дурак их так расставил? Это же или всех скопом катить или возиться с каждым – время тратить, а пол – каток – разбиться на таком кафеле, кто додумался его на пол положить? И блестит прямо в глаза.»
Гауптштурмфюрер Шляйермайер неуклюже заскользил вдоль поезда, аккуратно, двумя пальцами приподнимая алебастрово-белые простыни. Но следы всё равно оставались – на полу: словно пьяный маляр макнул кисть-мочалку в грязную лужу и принялся возить ей вкривь и вкось по чистому холсту, возить, выпятив губу, с тупым упорством неразумного младенца, рисующего каляки собственным дерьмом. Шляйермайер воровато оглядывался на этот уродливый след, силился ступать аккуратнее, ненавидел грязь, сапоги и слабоумного строителя, постелившего на пол глазированный кафель. Шёл на цыпочках, оскальзывался, поднимал стерильные простыни, оставляя крошечные, и от того ещё более противные, пятнышки нечистыми пальцами. Помыть руки было негде и нечем… и не зачем, но всё равно противно.
Образцы, лежавшие под простынями, были как всегда очень разные. Он давно привык к этому и перестал удивляться. Раньше он думал, что их подбирают так специально. Это было бы логично – полезно для эксперимента – холод нужно испробовать на всех. Но разве принципы работы организма не универсальны? Сейчас-то ему какое до этого дело? Он снова ищет похожий на себя образец или хотя бы близкий номер на прорезиненной бирке? Нет. Нет. Нет. Нет…
Да! Он искал Зеппа. И нашёл. Каждый раз, приподнимая крахмальную простыню, он внутренне подбирался, готовясь увидеть измочаленную шею, чернильные странгуляционные полосы с жёлтой каймой, огромный синевато-бордовый язык, выпученные, залитые чёрной кровью глаза – не знакомое лицо – перекошенную морду мёртвого чудовища. Но Зепп лежал нетронутый, желтовато-белый, чисто выбритый с закрытыми глазами и улыбался. Живой Зепп никогда ему так не улыбался – мягко, отстранённо доброжелательно. Улыбкой мраморной статуи, вызывающей восхищение ценителей искусства – невозможность отвести взгляд.
Шляйермайер отогнул простыню, посмотрел на свои руки. В белом коридоре, пробитом автоматной очередью слепящих окон, в уксусном потоке света, руки выглядели красно-коричневыми, словно измазанными машинным маслом, неуместно горячими, живыми, потными. Он инстинктивно рванулся вытереть их о полу мундира, но мундир был сплошь заляпан сыпучей паршой подсохшей земли. Рудольф чертыхнулся, полез в карман, и о чудо, нашарил там благословенно мокрый платок. Выдернул, тщательно вытер руки, сунул серый комок влажной ткани обратно в карман и только потом положил руку на твёрдое желтовато-белое плечо Зеппа, налитое свинцовым холодом смерти. Холода не чувствовалось, даже фантомного.
«А может быть он просто спит? Нет, и в таком месте, и теперь», - Рудольф ощущал только печной жар собственной руки, мутное, тревожное чувство: а вдруг беззащитный парафин растает, растечётся бесформенной лужей, испарится навсегда! В ответ страху, мёртвая кожа под пальцами, как будто стала мягкой и тёпой. Нет! Он отдёрнул руку, перехватил собственные пальцы, сжал – сухие, холодные – всё в порядке…
- Руди? Ха-ха-ха, Руди, ну и видок! Откуда тебя такого выкопали? – Зепп вдруг открыл глаза, повернул голову и засмеялся. Шляйермайер отшатнулся, гулко стукнулся спиной о противоположную стену коридора и начал медленно оседать на пол.
- Ха-ха-ха! Ну, чего ты, будто крот на лопате. Эй! Руди! Руди, это всего лишь я! – Зепп продолжал смеяться, без всякой издёвки, искренне, заразительно, - как я рад, что ты пришёл!
Рудольф сидел на полу, прислонившись к стене, неуклюже подогнув одну ногу, его будто что-то сковало изнутри, хотелось встать, улыбаться в ответ, сказать, что он тоже рад, очень рад, что Зепп всё-таки жив… Он рад, рад, но гнусная тяжесть законопатила тело, заклинила суставы, смяла все мышцы. Челюсти не разжимались, вместо улыбки выходил кривой оскал, натужная, гипсовая гримаса.
- Что я тебе расскажу! – Продолжал звонким восторженным голосом Йозеф, он уже сидел на каталке, беззаботно болтал голыми ногами, готовый взлететь от переполнявшей его радости. Молчание, изломанная поза и кривая улыбка Рудольфа его не смущали. – Я теперь умею, умею! Это же так легко оказывается, - и вдруг правда взлетел, задержался над каталкой, расправил руки, будто цирковой гимнаст, и снова опустился на неё легко, бесшумно. – Правда хорошо? Жалко, что ты не умеешь. А где Вальдман? Почему ты не взял его с собой?
- Вальдман? Откуда ты… знаешь про Вальдмана? – едва ворочая языком, прохрипел Рудольф. Движение не хотело к нему возвращаться, он продирался к новым словам, будто сквозь густой, мокрый ельник. – Ты что, тут же холод собачий! Он простудится и умрёт, тогда его сожгут, и отец ни за что не купит мне нового медведя. Да! – Рудольфа вдруг охватила паника, он вскочил, поскользнулся, снова чуть не упал, пытаясь схватить Йозефа за руку, - Скорее! Тебе надо уходить отсюда! Ганс уже растопил печь, а ты ведь живой! Ты же живой, тебе надо уходить! Уходить!
- Нет! Я не хочу! – Йозеф упорно отмахивался, - Ты уходи. Да, проваливай отсюда, - взгляд его стал пустым и холодным - обычным, - Пошёл вон! – яростно прошипел Зепп и толкнул Рудольфа в грудь, так что тот снова больно стукнулся спиной о кафельную стену.
Йозеф вытянулся на каталке, поправил прорезиненную бирку на пальце и укрылся с головой.
- Не будь идиотом-том-том!!! Зепп-п!!! – хриплый крик Рудольфа резиновым мячиком проскакал по белоснежному коридору и растворился в мирном лепете хлопающих на ветру простыней и занавесок. Хромированный поезд каталок замер полированным однообразием. - Зепп? – Шяйермайер неловко поднял руку, не решаясь снова отогнуть простыню, и вдруг на твёрдой льняной ткани заметил маленькое пятнышко.
Нет, не от собственных грязных пальцев, другое – оно разливалось нежно розовым, цветочным, чистым тоном, впитывалось в толстые волокна изнутри. Набирало цвет, пухло, плыло, росло, краснело, горело свежей, жаркой, рябиновой, остро пахнущей, дымящейся кровью!
Рудольф сдёрнул простыню, и в этот момент из мёртвой груди Йозефа с хрустом ломающихся костей, из кровавой пены высунулась карминная безглазая голова куклы Розы. Крутя, словно тупым буром, маленькой макушкой она деловито протиснулась сквозь узкую рваную рану. Вот уже вывинтились худые кукольные плечики, высвободились маленькие красные ручки с цепкими пальчиками. Не вылезая целиком из тела своего создателя, кукла завертела головёнкой насторожённо принюхиваясь, жадно втянула воздух тоненьким носиком и прицелилась чёрными глазницами в Рудольфа, захихикала, показывая крохотные жемчужные зубки.
- Плохой-и Руди, плохой-и Руди! – верещала кукла Роза, - Плохой Руди! – хлопала она в маленькие ладошки, разбрызгивая тёплую, алую кровь.
Рудольф вжимался в кафельную стену, но не мог отвести зачарованного взгляда.
Кукла вдруг скорчила недовольную гримаску, облокотилась о пробитую грудь создателя, словно о подоконник, заёрзала, фыркнула, церемонно дёрнув остреньким подбородком, и замолчала. Йозеф медленно повернул тяжёлую голову, взгляд тёмно-серых прозрачных глаз спокойный и безразличный, как всегда, как живой. Помолчали.
- Умри, - сквозь полуулыбку прошептал Зепп и снова закрыл глаза.
Потом Рудольф увидел всё это сверху, будто проносясь бестелесной мыслью над облитым, солнечным коридором: хромированный поезд каталок, белёный лён, он сам – судорожный мазок, чёрная клякса, тушь, паучья лилия вскрытой груди Зеппа, тонкие тычинки рёбер. «Графично», - подумал гауптштурмфюрер Шляйермайер и проснулся.
«Вот же! Хотел застрелиться и уснул. Ладно, хватит… Вальдман… Игрушечный медведь. Вспомнил! Ирмхен всегда находила меня в холодильнике, по этому медведю. Оставлял его за дверью, боялся, что замёрзнет. Дурень. В холодильнике мне играть запрещали… Куда потом деваются детские игрушки? Выкинули, наверное… Ну всё», - Мысли Рудольфа Шляйермайера тянулись, как старые подтяжки. «А меня не повесят!» - он глубоко вздохнул и приставил пистолет к груди.
Настороение:
Мама Карла и её решимость сделать всё вовремя и по плану (распределение ролей не играет роли) (рукалицо)
читать дальшеОдежда меняет человека, да. ...Начну я с обуви. Маме Карле таки пришлось задвинуть в угол перманентную лень и сделать новые колодки - пошире, поудобнее, чтобы в боты можно было впихнуться с носками - ботинки к школьной форме не для красоты делались, а для удобства и практичности.
В угоду удобству и практичности цвет был выбран чёрный, а не светло-серый.
Ткань на этот раз взяла более прочную, хотя подкладка по-прежнему из сопли. Выкройка та же что и для первых пёстрых ботов, вот они тут ещё с яркими шнурками.
Пятку я вырезаю, а то толщинища получается бешеная. На толщину и нитки сильно влияют. Вроде бы 60-й номер, а лавсан - и всё... Кто-то говорил, что задвинул лень - ха, да как бы не так! Нету коричневого шёлка 65-го номера, а отстрочку хочется именно коричневую, ну так повари белую катушку в коре дуба - нееет, леееень... А теперь на всей школьной форме и ботах грубая строчка "тонким" лавсаном, потому что кому-то было лень шевельнуть гранитной жопой и сбегать через двор в аптеку за дубом!
Живулька (рукалицо) - чтоб сопля не смела шевельнуться. Это к вопросу о том, как Мама Карла управляется с тянучими-ползучими тканями.
Каждый раз старательно намечаю дырки для шнурков, а в итоге они всё равно получаются вкривь и вкось - хоть бы раз получилось на одинаковом расстоянии их сделать!
Тут я уже сильно отошла от схемы Ииного мастер-класса, но светлая мысль делать всё по-всамделишному меня так и не посетила (рукалицо). Я с какого-то перепугу решила, что на таком масштабе не натянуть одинаково уже полностью прошитую заготовку... Пачимууууу?777 А патамушто я идиот! Надо было доделать ботинки полностью с кучей косяков, матерков и хитрых вывертов, призванных косяки исправить... Доделать полностью и только через неделю понять, что всамделишный способ будет лучше и удобнее и надо смотреть на тюбике мастер-классы всамделишных сапожников... (Говорю же - я идиот!) Но делать третьи ботинки уже совсем по-уму, вотпрямщас я не готов никак (только что третьи перчатки дошиты, и хочется убиться об угол)
Тут я пролошилась с огоньком! Нос нужно было пришивать заранее! А не потом, как я его потом "пришивала" лучше не рассказывать (рукалицо), в итоге шов вышел адово неаккуратный, да ещё и проклеивать его пришлось.
А жёсткая ткань вообще-то отлично натягивается. Но я с потолка взяла, что не может этого быть! Чемпион по взятию неведомой херни и твёрдых убеждений с потолка!
На этот раз не переборщила с клеем, так что боты и форму держат и достаточно мягкие. И тут у меня вопрос в пространство: френды, а посоветуйте какой-нибудь водный клей или краску, которая после высыхания не смывалась бы водой и оставалась эластичной - похожей на резинку, бывает ли такая "резиновая" краска/клей на водной основе вообще? ПВА-шка со временем всё-таки теряет эластичность, так что если переборщить с пропиткой ткань потом ломаться будет.
Кант на подошве тоже не правильно сделан - просто приклеен. Впрочем, тут такой слоина клея, что это уже монолит... ну, надеюсь, по крайней мере... А вот если бы всё было по-настоящему прошито! Эх.
В целом получилось более-менее аккуратно, только дырки для шнурков опять слишком далеко от края.
Мне кажется эти ботинки получились прочнее, чем пёстрые, но в следующий раз всё нужно делать иначе. Кстати, френды сапожники, а вы знаете какие-нибудь хорошие каналы на ютьюбе, где подробно показывают как шить настоящую обувь, чтобы всё красиво и по-уму? Спрашиваю, потому что каналов-то обувных наверняка туева хуча, но как выбрать из них самые достойные, если ты лох и дилетант в сапожном деле!
***
И снова галифе. На этот раз чуть более "ушастые", чтобы добавить линии бедра выразительности, чуть более длинные - заправить в ботинки и без шнуровки - убрать лишнюю декоративность. Вообще нужно было делать нижнюю часть ещё уже и застёгивать её на крохотные пуговицы с внутренней стороны или на крючочки-невидимки, но мне было лень возиться со сложной застёжкой, которую всё равно будет не видно - лееень, падла (рукалицооо)
О, а ещё у меня сегодня день вопросов в студию, да. Не ради пользы, а ради закрытия гештальта, бгггг. Уже третий день мучаюсь не могу вспомнить, как называется портновская гнутая линейка? Красивенькая такая, на завиток похожа, ею всякие проймы-горловины вычерчивают. Яндекс говорит - "лекало", но я всегда думала, что лекало - это то, что с помощью такой линейки начерчено. Могла заблуждаться - само собой, но мне покоя не даёт предчувствие, будто я знала какое-то другое красивое слово как название для этой самой линейки. В общем помогите, а то у меня уже беспомощный мозг набекрень, бгггг.
А вот главный недостаток толстых ниток - ужасно грубые петли получаются
Хлястики для ремня сделала, но ремень, наверное, делать не буду, слишком толсто будет поверх такой грубой застёжки.Ну да, Мама Карла не может не наделать гору промежуточных фот ниачом (рукалицо)
***
А теперь рубашечка. О, эта рубашечка выедала мне моск-к-к с чувством толком расстановкой целых три дня. На одну кукольную шмотку три дня (О_О) и не шаляй-валяй-три-дня-по-три-часа, а с утра до вечера буквой зю под лупой. За три дня я бы две человеческие рубашки сшила, если вот так с утра до вечера! Иногда мне кажется, что Мама Карла ничему не учится - переделывает и переделывает, а толку никакого - пройдёт время, начнёт шить что-то новое и опять как в первый раз, эх. Ладно, заканчиваю гундеть, показываю вещичку, а то я на эту тему и так уже два раза погундела недавно - в инстаграмчике и в фбуке.
Началось всё с ниток. Пока шила первую кремовую рубашку плевалась на толстый-жирный шёлк 65. Блин даже 65-й номер выглядит как верёвка на таком масштабе, а восьмидесятки у меня нет. Сначала думала выдёргивать нитки из самой ткани, но очень уж это заморочно - рвутся и путаются ещё хуже чем шёлк. Тогда вспомнила про гютерманновские "волосинки" вискозные. Эти нитки идут с номером 360, но у гютерманна какая-то другая маркировка, не такая как на советских нитках была (шёлк и хэбэшки у меня ещё пятидесятых годов - бабулины запасы). Во всяком случае их 360 сильно тоньше нашего 80. Вот тут я пролетела, как фанера над Парижем...
Нитки всем хороши - тонкие до невидимости, не обязательно в цвет подбирать (их, кстати, всего три цвета - белые, чёрные и вот эммм... хаки с топлёным молоком... о, или цвет тахинной халвы!). Вполне прочные для такой толщины и не сильно путаются. Недостаток один - синтетика, а потому от слишком горячего утюга "исчезают". Так почему я пролетела фанеркой. А вот по этому: для маленьких кукол выкройки всегда упрощаю, чтобы, где можно, убрать лишнюю толщину, тут тоже сначала делала всё по упрощённой схеме, а в итоге оказалось, что такими нитками из тонкой ткани на этот масштаб можно вполне кроить настоящие выкройки с двойными воротниками-манжетами и прочими закорючками. Первый раз за всё время переделывала кукольную одежду, потому что она получилась слишком "тонкой" (О_о). Вообще эту клятую рубашечку Мама Карла перешивала четыре раза - сначала с нитками пролетела, а потом методично косячила с выкройками. Хотелось грызть ножку стола, бегать по гардинам и завывать нечеловеческим голосом, бгггг. Думала, после этой рубашечки возненавижу шитьё навсегда - но обошлось, бггггг.
Воротник весь из себя правильный - двойной, проклеенный, только пластинки в уголки не вставила, но всё равно достаточно тонкий. Очень меня этот батист порадовал - плетение меленькое и прочный, не то что кремовый хилый "толстяк" для предыдущей рубашки.
Меня в инсте спрашивали нафига я кокетку проклеила. Ответила, что просто так - захотелось, а сейчас думаю, ещё и для жёсткости - лучше сидит.
С петлями, можно сказать, поленилась. Уже много раз говорила, что круглые мелкие петли делать сильно проще, чем прямые-прорезные. Но тут ещё к лени меня склонил чешский бисер из матового стекла, ну он же в миллион раз красивее, чем мои самодельные пуговицы из полимерки, и прям очень просился на эту рубашку.
Отстрочка на карманах вышла адово кривая и погончики я как-то слишком плотно пришила... Про кривую отстрочку - это видимо не лечится. Одежду я шью со школы - всегда криво - что куклам, что людям. Вот папаня у меня в этом деле был крайне крут. Шить он тоже со школы умел, а в девяностые, когда все выкручивались как могли стал шить на заказ. Специально он шитью нигде не учился - в детстве мать чему-то научила, а потом уже сам по журналам "Бурда моден". Старые бурды - идеальный учебник, кстати, там все портновские сложности буквально по мельчайшему шажочку объяснены, да ещё и с картинками. Так вот папанины отстрочки поражали своей повсеместной ровной идеальностью и одинаковостью, от этой аккуратности аж зубы сводило - что изнанка, что лицо - не подкопаешься! Где дают такую точность глазомера и твёрдость руки - хачу, хачу, хачу! Мне так и не выдали - я что на машине шью вихлями, что руками - все строчки разные. А отец своим зверским глазомером улавливал десятые доли миллиметра; при том, что шить он терпеть не мог, но делал это так хорошо, что в голодные девяностые мы его шитьём выживали. Вообще не представляю, как можно делать идеально нелюбимое дело! Сверхспособности - не иначе.
***
Куртка. С курткой - опа - Мама Карла тоже умудрилась накосячить (рукалицо) - талант косячника не пропьёшь, бггггг. Нет, результатом Мамуля довольна, но всё могло быть намного лучше, в процессе расскажу почему.
Сначала сделала рукава с густой отстрочкой. Тут, что называется, из вредности - что не умею, то настырно и напихаю кривое везде. Впрочем строчка началась с ботинок, переползла на галифе, и куртке ничего не оставалось, как поддерживать собратьев по гардеробу.
Вдруг я понял, как же Мама Карла зверски напакостила с этими коричневыми строчками! Фасон куртки сложный, но при этом сложность не убивает строгость, даже наоборот! Всё вышло довольно аккуратно, без строчек куртка была бы почти идеальной, но тогда пришлось бы перешивать галифе - тоже без строчек. Мамуля сказала - ыыыы - и решила жертвовать курткиной идеальностью к свиньям! Пусть будет средненькое хорошо, но в гармонии с уже сделанным, ибо я задолбалась переделывать. Так куртка была наглухо испорчена лишними кривыми строчками.
Подкладку делать не стала, потому что внутренность вышла красивая.
Оправдывают кривую отстрочку только не менее кривые пуговки-конфетки - самодельные из полимерки. С лишней строчкой они живут хорошо и добавляют казённому звучанию суровой чёрной куртки ламповый уют и шоколадность. Ламповость тут как бы без надобности, но так уж вышло. К публицистическому стилю с запахом свежей типографской краски я бы идеальные пуговицы слепить не смогла, а готовых заводских у меня нету.
Да, на всякий случай говорю, что куклоодёжки шью полностью руками, а то в инсте попадаются загадочные люди, у которых глазомер ещё хуже, чем у Мамы Карлы, и они задают дурацкий вопрос а-это-на-машинке - нет, на машине я не умею такое мелкое шить!
С петлями для "шоколадок" пришлось выкручиваться. Выше уже жаловалась, что такими нитками обрабатывать петли это геморройский геморрой - они получаются очень грубые, а мне тут петель нужна была хренова прорва, ну вот и нашлось лёгкое решение.
***
Генрих в кадр попал. С ним у меня недавно случилось интересное. Генрих и Эрнст сидят себе в витрине, о чём-то там болтают, Мама Карла к ним заглядывает редко - пыль вытереть... вообще-то ответственная за уборку Ксеня, но засранцы мы к сожалению все, так что пыль лежит, да, шиншильно и вальяжно - на всех горизонталях. А тут Мамуля решила посмотреть генриховы сапоги перед тем, как делать Рудику ботинки с тех же колодок. Вытащила она Генриха и удивилась - и грустно и радостно. С одной стороны - господи, какой же ты бедняжка кривенький и страшненький - глаза б не глядели, а с другой - значит всё-таки даже у тормознутой Мамы Карлы есть прогресс - мееедленный и печальный, но всё же есть! А я её постоянно пинаю, за то что она ничему не учится, выходит зря... хотя если её не пинать, то и этого жалкого прогресса не будет!
Бедный Хайни, несчастный зелёный урод - даже жалко его. Однако вот что забавно, Мамулины куклы даже стрёмные и антианатомичные всё равно живые. Хайни на наши кислые рожи насмерть обиделся - через всё зелёное лицо обиды выдал, мол, ну я то не виноват, что у кого-то руки из жопы выросли и на правильное место по миллиметру в год переползают!
Поэтому грустного Хайни в ленту - в качестве компенсации за хоровое фу-фу-фу. Это же ужас как обидно и горько, когда два не совсем чужих человека говорят тебе в лицо, что ты урод.
***
***
Ну, и последний рывок в этом посте - бельишко. Ужас как не люблю шить кукольное бельишко, потому как на маленьком масштабе каждый новый слой одежды - это проблема. Ткань подходящую найти - тоже проблема и вообще скучновато трусы-носки шить.
Сначала сшила трико - оно же кальсоны или подштанники, которое Рудику в силу его генномодифицированной морозоустойчивости как бы без надобности - в одних штанах зимой не холодно. Но это ж Мама Карла - она всегда наделает что-нибудь внезапное для чтобы-было-просто-так вместо того, что нужно в первую очередь.
В чёрные боты думаю вполне поместятся ноги в носках, хотя ещё не примеряла, так что не знаю наверняка, но вот носки сшиты - уютные, шерстяные - опять тёплые. Есть нечто симптоматичное в Мамулином порыве утеплить того, кто в тепле не нуждается. Хотя на самом деле у меня просто нет другого достаточно тонкого и подходящего трикотажа. ...зато есть склонность находить во всём тайные смыслы, ха-ха-ха.
Трусы можно было сшить из белого батиста, но мне было лень, поэтому вот.
***
И ведь это ещё не всё! (рукалицо) Будет снова пост про одежду, и я уже не загадываю, один ли, ха-ха-ха.
Ну а теперь, когда длиннопост всех достал, став по настоящему длинным, запихну длиннопосту в хвост кусок Рудькиной истории. Мама Карла честно хотела сделать всё по-уму - чтобы соответствие образу и тд. - раз сделала Рудольфа маленького, так и пиши истории из его детства, он мне, кстати, много чего понарассказывал... Так вот, села я это много-чего записывать, а в итоге - бах - и вышел кусок на разломе жизни, тот самый, после которого я была уверена, что Рудольф таки застрелился, а мои друзья усердно придумывали для него повороты судьбы, чтобы выжил, но про это было в первом длиннопосте, если вы его осилили, то уже в курсе. А сейчас ужастик переломный. Перелом открытый - трупы, кровища - это я слабонервных предупреждаю, чтобы не читали, если бояться всякого такого.
Ну и традиционное напоминание-оправдание - я графоман, пишу только то, что хочется моим куклам, потому что эти истории - куски их жизней. Конечно, стараюсь написать красиво и цельно, но мне никогда не хватает терпежу дать тексту, какой бы он ни был, отлежаться, усесть, чтобы потом на свежую голову перечитать и ещё раз всё исправить. Кроме того из отдельных кусков многое про других персонажей может быть не понятным, это плохо, но так уж вышло. Большинство кукольных историй, если я не забыла проставить тэги в постах собраны под тэгами "из жизни убегающих" и "куклосказки".
Предпоследний сон гауптштурмфюрера.
читать дальше
"Зепп умер. Маленькая, упорная сестричка сообщила? Да, нет, как же, почему она… откуда ей знать! Она ведь просто сестричка, ей бы и не доложил никто. И не пустили бы её – зачем… И почему сообщили, я ведь должен был присутствовать на казни… Или не должен? Зеппа повесили. Сволочи! Пулю для майора пожалели, скоты. А он не виноват! Он всё делал правильно! Да где уж теперь… Пулю пожалели…» - гауптштурмфюрер Шляейермайер покачивался, скрёб заросший рыжей щетиной подбородок и чувствовал себя нестерпимо грязным, словно его целиком макнули в жирный чавкающий чернозём.
Он уже обсох, грязь шелушилась, опадала струпьями, серой чешуёй на глазурно-белый, сладко сияющий кафель, скользкий и праздничный. По-змеиному длинный коридор – белый весь – окна, окна, окна, окна – окон больше чем стен, и Солнце. Солнце ершистое, морозное, свежее, вместе с ветром вспенивает занавески и крахмальные простыни на каталках. Каталок тоже много, даже больше чем в блоке «Д», только стоят они не так. Холодильник в блоке был широкий квадратный, там каталки стояли ровными, параллельными рядами – по пять, и проходы метровые, чтобы выкатывать было удобно. И Солнца там не было и окон. А тут коридор, хлопковые занавески, холод уличный, настоящий… но всё равно далёкий. С тех пор как препараты подействовали, Шляйермайер разучился чувствовать холод. Остались только воспоминания, фантомные чувства… иногда ему казалось, будто он чувствует, как мёрзнет пространство вокруг, а сам он горит изнутри. Каталки тянулись вдоль окон хромированным поездом.
«Какой дурак их так расставил? Это же или всех скопом катить или возиться с каждым – время тратить, а пол – каток – разбиться на таком кафеле, кто додумался его на пол положить? И блестит прямо в глаза.»
Гауптштурмфюрер Шляйермайер неуклюже заскользил вдоль поезда, аккуратно, двумя пальцами приподнимая алебастрово-белые простыни. Но следы всё равно оставались – на полу: словно пьяный маляр макнул кисть-мочалку в грязную лужу и принялся возить ей вкривь и вкось по чистому холсту, возить, выпятив губу, с тупым упорством неразумного младенца, рисующего каляки собственным дерьмом. Шляйермайер воровато оглядывался на этот уродливый след, силился ступать аккуратнее, ненавидел грязь, сапоги и слабоумного строителя, постелившего на пол глазированный кафель. Шёл на цыпочках, оскальзывался, поднимал стерильные простыни, оставляя крошечные, и от того ещё более противные, пятнышки нечистыми пальцами. Помыть руки было негде и нечем… и не зачем, но всё равно противно.
Образцы, лежавшие под простынями, были как всегда очень разные. Он давно привык к этому и перестал удивляться. Раньше он думал, что их подбирают так специально. Это было бы логично – полезно для эксперимента – холод нужно испробовать на всех. Но разве принципы работы организма не универсальны? Сейчас-то ему какое до этого дело? Он снова ищет похожий на себя образец или хотя бы близкий номер на прорезиненной бирке? Нет. Нет. Нет. Нет…
Да! Он искал Зеппа. И нашёл. Каждый раз, приподнимая крахмальную простыню, он внутренне подбирался, готовясь увидеть измочаленную шею, чернильные странгуляционные полосы с жёлтой каймой, огромный синевато-бордовый язык, выпученные, залитые чёрной кровью глаза – не знакомое лицо – перекошенную морду мёртвого чудовища. Но Зепп лежал нетронутый, желтовато-белый, чисто выбритый с закрытыми глазами и улыбался. Живой Зепп никогда ему так не улыбался – мягко, отстранённо доброжелательно. Улыбкой мраморной статуи, вызывающей восхищение ценителей искусства – невозможность отвести взгляд.
Шляйермайер отогнул простыню, посмотрел на свои руки. В белом коридоре, пробитом автоматной очередью слепящих окон, в уксусном потоке света, руки выглядели красно-коричневыми, словно измазанными машинным маслом, неуместно горячими, живыми, потными. Он инстинктивно рванулся вытереть их о полу мундира, но мундир был сплошь заляпан сыпучей паршой подсохшей земли. Рудольф чертыхнулся, полез в карман, и о чудо, нашарил там благословенно мокрый платок. Выдернул, тщательно вытер руки, сунул серый комок влажной ткани обратно в карман и только потом положил руку на твёрдое желтовато-белое плечо Зеппа, налитое свинцовым холодом смерти. Холода не чувствовалось, даже фантомного.
«А может быть он просто спит? Нет, и в таком месте, и теперь», - Рудольф ощущал только печной жар собственной руки, мутное, тревожное чувство: а вдруг беззащитный парафин растает, растечётся бесформенной лужей, испарится навсегда! В ответ страху, мёртвая кожа под пальцами, как будто стала мягкой и тёпой. Нет! Он отдёрнул руку, перехватил собственные пальцы, сжал – сухие, холодные – всё в порядке…
- Руди? Ха-ха-ха, Руди, ну и видок! Откуда тебя такого выкопали? – Зепп вдруг открыл глаза, повернул голову и засмеялся. Шляйермайер отшатнулся, гулко стукнулся спиной о противоположную стену коридора и начал медленно оседать на пол.
- Ха-ха-ха! Ну, чего ты, будто крот на лопате. Эй! Руди! Руди, это всего лишь я! – Зепп продолжал смеяться, без всякой издёвки, искренне, заразительно, - как я рад, что ты пришёл!
Рудольф сидел на полу, прислонившись к стене, неуклюже подогнув одну ногу, его будто что-то сковало изнутри, хотелось встать, улыбаться в ответ, сказать, что он тоже рад, очень рад, что Зепп всё-таки жив… Он рад, рад, но гнусная тяжесть законопатила тело, заклинила суставы, смяла все мышцы. Челюсти не разжимались, вместо улыбки выходил кривой оскал, натужная, гипсовая гримаса.
- Что я тебе расскажу! – Продолжал звонким восторженным голосом Йозеф, он уже сидел на каталке, беззаботно болтал голыми ногами, готовый взлететь от переполнявшей его радости. Молчание, изломанная поза и кривая улыбка Рудольфа его не смущали. – Я теперь умею, умею! Это же так легко оказывается, - и вдруг правда взлетел, задержался над каталкой, расправил руки, будто цирковой гимнаст, и снова опустился на неё легко, бесшумно. – Правда хорошо? Жалко, что ты не умеешь. А где Вальдман? Почему ты не взял его с собой?
- Вальдман? Откуда ты… знаешь про Вальдмана? – едва ворочая языком, прохрипел Рудольф. Движение не хотело к нему возвращаться, он продирался к новым словам, будто сквозь густой, мокрый ельник. – Ты что, тут же холод собачий! Он простудится и умрёт, тогда его сожгут, и отец ни за что не купит мне нового медведя. Да! – Рудольфа вдруг охватила паника, он вскочил, поскользнулся, снова чуть не упал, пытаясь схватить Йозефа за руку, - Скорее! Тебе надо уходить отсюда! Ганс уже растопил печь, а ты ведь живой! Ты же живой, тебе надо уходить! Уходить!
- Нет! Я не хочу! – Йозеф упорно отмахивался, - Ты уходи. Да, проваливай отсюда, - взгляд его стал пустым и холодным - обычным, - Пошёл вон! – яростно прошипел Зепп и толкнул Рудольфа в грудь, так что тот снова больно стукнулся спиной о кафельную стену.
Йозеф вытянулся на каталке, поправил прорезиненную бирку на пальце и укрылся с головой.
- Не будь идиотом-том-том!!! Зепп-п!!! – хриплый крик Рудольфа резиновым мячиком проскакал по белоснежному коридору и растворился в мирном лепете хлопающих на ветру простыней и занавесок. Хромированный поезд каталок замер полированным однообразием. - Зепп? – Шяйермайер неловко поднял руку, не решаясь снова отогнуть простыню, и вдруг на твёрдой льняной ткани заметил маленькое пятнышко.
Нет, не от собственных грязных пальцев, другое – оно разливалось нежно розовым, цветочным, чистым тоном, впитывалось в толстые волокна изнутри. Набирало цвет, пухло, плыло, росло, краснело, горело свежей, жаркой, рябиновой, остро пахнущей, дымящейся кровью!
Рудольф сдёрнул простыню, и в этот момент из мёртвой груди Йозефа с хрустом ломающихся костей, из кровавой пены высунулась карминная безглазая голова куклы Розы. Крутя, словно тупым буром, маленькой макушкой она деловито протиснулась сквозь узкую рваную рану. Вот уже вывинтились худые кукольные плечики, высвободились маленькие красные ручки с цепкими пальчиками. Не вылезая целиком из тела своего создателя, кукла завертела головёнкой насторожённо принюхиваясь, жадно втянула воздух тоненьким носиком и прицелилась чёрными глазницами в Рудольфа, захихикала, показывая крохотные жемчужные зубки.
- Плохой-и Руди, плохой-и Руди! – верещала кукла Роза, - Плохой Руди! – хлопала она в маленькие ладошки, разбрызгивая тёплую, алую кровь.
Рудольф вжимался в кафельную стену, но не мог отвести зачарованного взгляда.
Кукла вдруг скорчила недовольную гримаску, облокотилась о пробитую грудь создателя, словно о подоконник, заёрзала, фыркнула, церемонно дёрнув остреньким подбородком, и замолчала. Йозеф медленно повернул тяжёлую голову, взгляд тёмно-серых прозрачных глаз спокойный и безразличный, как всегда, как живой. Помолчали.
- Умри, - сквозь полуулыбку прошептал Зепп и снова закрыл глаза.
Потом Рудольф увидел всё это сверху, будто проносясь бестелесной мыслью над облитым, солнечным коридором: хромированный поезд каталок, белёный лён, он сам – судорожный мазок, чёрная клякса, тушь, паучья лилия вскрытой груди Зеппа, тонкие тычинки рёбер. «Графично», - подумал гауптштурмфюрер Шляйермайер и проснулся.
«Вот же! Хотел застрелиться и уснул. Ладно, хватит… Вальдман… Игрушечный медведь. Вспомнил! Ирмхен всегда находила меня в холодильнике, по этому медведю. Оставлял его за дверью, боялся, что замёрзнет. Дурень. В холодильнике мне играть запрещали… Куда потом деваются детские игрушки? Выкинули, наверное… Ну всё», - Мысли Рудольфа Шляйермайера тянулись, как старые подтяжки. «А меня не повесят!» - он глубоко вздохнул и приставил пистолет к груди.
Настороение:
Мама Карла и её решимость сделать всё вовремя и по плану (распределение ролей не играет роли) (рукалицо)
@темы: куклошмотки, простых путей не ищем, пиздабоооольчик, отчет бешеного дятла, воскресить в себе пуриста, куклосказки, Кук и куклы, полушарнирки, папье-маше, из жизни убегающих
-
-
11.11.2017 в 14:20-
-
11.11.2017 в 18:16-
-
11.11.2017 в 23:37-
-
12.11.2017 в 13:34А вот на брюках под ремень - это не хлястики, а шлёвки. Есть ещё специальная шлёвка-петля, которая называется на портновском сленге "онегин" (тот самый, евгений). Она располагается перед пуговицей и надевается на язычок пряжки ремня пояса при застёгивании, чтобы центральная часть брюк не провисала под поясом.
Хлястиком называют деталь, которая пристёгивается с двух сторон (обычно, на пальто). Пата - это деталь, которая одним концом входит в шов, а другим пристёгивается (может быть где угодно, шлёвка, одним концом вшитая в верхний срез брюк, а другим пристёгнутая к брючине - это уже пата). Погон - это пата, расположенная в области плеча. Ну и завершает эту череду продольных деталей штрипка. Штрипка - это любой фиксатор в виде петли (на кальсонах или брюках внизу петля под пятку, на рукавах или митенках петля для среднего пальца - вот это вот всё).
-
-
15.11.2017 в 18:22Спасибо)))
Ага, идёт.
balagur73,
Спасибо))) Бисер хорошо пуговками работает, да.
Nueteki,
Спасибо)))
Sestra Xo,
Вот же ж... все говорят, что линейка тоже "лекало", ну, почему я думала, что для неё ещё какое-то другое красивое слово было. Впрочем, ладно, лекало, так лекало. Про шлёвки, да-да, перепутала. Спасибо за инфу - про "онегина" и пату не слышала ни разу, а чудесное слово штрипка слышала, но не знала, что это. Интересно.