[vertebra-p]

Про книги. Читатель я безалаберный - память золотой рыбки, на месте усидеть могу минут пять, не провернув штопором жопы дыру в креслице, не сварив кофе с красным перцем, не выглянув в окно раз двадцать шесть, даже если оно в другом конце комнаты, ну ладно десять - не всё так плохо. От книг остаются цветные послевкусия, запахи ритмических пространств, шёпоты и шелесты под-ложечкой или жестяной тёркой по сердцу - моё сердце с чесноком и солью - бери - ешь, или ситцевые сети, или плеваться, шипеть и подскакивать мадагаскарским матерным тараканом, или бежать и жить - на бегу жить, обниматься в лесу с кедрами. Разумных мыслей в дуршлаг моей головы книги не откидывают, хотя иногда пытаются. Некоторые бросаю не дочитав. Другие прилепляю за ухо, как сэкономленную жвачку. Вокруг третьих кружу нерешительным грифоном.

Вот так лежали у меня юнгеровские "Стальные грозы" нечитанными хренову кучу лет - надкусанные, заглянутые, обнюханные и не прочитанные. Все остальные его дневники проглочены, "Сады и дороги" так и вовсе трижды. А "Грозы" отлёживались - "там же пропоганда национализма, ужас, ужас!" Ну вот я и не решалась прикасаться к ужасному. До этого, кстати, успела множество раз огрести от случайных собеседников "за любовь к фашисту". Не смогла внятно объяснить, что человек он был талантливый, умел дружить, ценить красоту мира и вообще жизнь мне спас своими "Садами" - с такой яростью и ненавистью на меня нападали, что дар речи отваливался за полнейшей бесполезностью - бежать и прятаться - в лес, к деревьям! Спорить с пикирующим бомбардировщиком размахивая букетиком ландышей не рациональное занятие - пустая трата времени даже. Не люблю спорить. В лес!

А тут всё так замесилось неожиданно. Пока болела, страдала от очередного приступа депры с ипохондрией, работала какую-то невнятную, бессодержательную мелочь и слушала фоном всё подряд. Среди всего подряд глаз зацепился за "Из писем прапорщика-артиллериста" Фёдора Августовича Степуна. Аннотация к аудиокнижке обещала всё как у Юнгера только из-за нашей кочки. Ого! А дальше интереснее совпадения: Степун тоже философ и тоже немец... хоть и русский. Письма его - песня, про них надо отдельно писать. И действительно общего оказалось ещё больше - главное - настроение: стремление оставаться человеком в нечеловеческих условиях, умение обуютить катастрофу... Ха-ха, этим они мне оба напоминают Мумми-троллей из "Опасного лета", а ведь первая сказка Янссон вышла в сорок пятом.
Муми-мама смотрящая на затонувшую кухню через дыру в потолке: "Вскоре Муми-маме удалось взглянуть на свою кухню сверху. Словно зачарованная уставилась она в глубину слабо освещенного изумрудного аквариума. На самом дне с трудом она разглядела плиту, мойки и мусорное ведро. А стулья и стол плавали под самым потолком.
— Ужас как весело, — сказала мама и расхохоталась."
Дом потонул - да пофиг - новые впечатления! Так с ходу не подберёшь цитат в унисон, а вот если прочитать всю сказку, а следом мемуары вояк - сразу слышен мелодический диалог - камерный ансамбль.
Степун:
"Живу все по-старому: уже третья неделя поход, стоянка, снова поход. Иной раз стоянка прекрасная — в санатории, в здании вокзала, иной раз как сейчас — паршивая и грязная. Нас пятеро в душной комнате курной избы, кишащей совершенно невероятным количеством клопов, блох и даже вшей. И все-таки хорошо."
"В момент этого выстрела я находился уже в безопасности у первого спущенного под гору орудия. Как только я увидел, что австриец стреляет, я совершенно рефлекторно выскочил из своего прикрытия и, схватив орудие за колесо, стал тянуть его вниз. Шрапнели все продолжали рваться вокруг нас. Основное настроение и этой минуты — безусловная и явная веселость.
Вот ты и пойми тут что-нибудь. До чего же противоречиво существо человека! Решительно можно сказать, что себя самого человеку никогда не понять. Бой — который я отрицал всем сердцем, всем разумением и всем существом своим, меня радует и веселит, веселит настолько, что, впадая в несколько преувеличенный и ложный тон, я не без основания мог бы воскликнуть, что бой для мужа, все равно что бал для юноши."

Письма Степуна - это Перавая Мировая, а юнгеровские "Сады и дороги" - вторая. И вот именно с "Садами" они больше похожи. Однако в аннотации к аудиокниге об этом не говорилось и я таки следом открыла аудиовариант "Стальных гроз", послушала.

Офигела слегка. Эммм... и вот даже не знаешь что тут сказать, кроме "это пиздец, граждане". Книжку надо было назвать по-другому: "Весёлая мясорубка или стальная печень лейтенанта Юнгера". На что это похоже, ну-у, кокаиновый приход на семь с половиной часов... Про наркотики книжку он тоже написал, сильно позже - лет в шестьдесят или семьдесят, во время Первой Мировой ему было девятнадцать. "Грозы" - это такой сумасшедший трэш и экшн в духе современных блокбастеров (ха-ха, типа сценарий к "Безумный Макс: дорога ярости": кровища рекой и все радостно и озверело куда-то бегут сквозь зелёные хлорные облака (рукалицо). Останавливаются на пару минут, чтобы выковырять из себя шрапнель и запить хлор коньяком. Читателю не дают выдохнуть - скачи угорелым зверем не разбирая земли и неба, падай мордой в глину пополам с кровью, вскакивай и снова в облака. Отмороженная пехота. Не удивительно, что лейтенант к концу войны был похож на решето: 22 дырки. Кошачья живучесть - нет, на зависть кошкам. Почему не умер, думаю, потому что был на одной волне - с войной. Свой был в доску со смертью - со смертью была любовь. От такого не умирают. "Пропаганда"? Ну, есть там про "храбрых германцев", но вскользь, а вот радости разрушения хватает - стихийной войны, воющего пламени - до бела. Ну, да, глупые обзывалки для врагов - скорее смешно - при этом враги-то все сплошь красивые и сильные, хоть бы один какой плюгавый-корявенький затесался, бггггг. Наивная склонность приукрашивать своих врагов мне нравится больше, чем попытка побеждённых врагов принизить. Юнгер своих врагов "украшал", а они потом читали его книжку и писали благодарные письма, да. Вторая война для Эрнста Юнгера бала типа "встреча с читателями" и раздача автографов (рукалицо). Впрочем с военным задором и стихийной жестокостью там местами перебор. Даже не так - книга получилась стилистически цельной, но Юнгер не умеет врать. Он ведь её переписывал, по меньшей мере раза три - в мутные послевоенные годы, в предчувствии, в ожидании новой войны. Превращал в плакат. В годы помрачения и выросла вся та развесистая демоническая клюква. (Ах, как бы хорошо собрать все издания и сравнить - как они менялись под натиском идеологической блажи - и психологу, и лингвисту, и социологу есть где разгуляться. Ну, почему я ленивая и тупая... А может кто-то уже такую работу написал, просто она мне не попадалась.) Юный варвар в четырнадцатом был ещё конечно без мозгов. Да, вот почему осколок в голову не убил вояку - разворотил каску (я фотку видела - жуткая жуть) вошёл в висок, на затылке вышел - не задев ничего важного - нечего было задевать ещё. Мозги отросли сильно позже.
У Эрнста Юнгера была совесть - с самого начала, именно поэтому он в конце концов победил своих демонов. Лет шестьдесят на это ушло - в целом, но он победил - и такая победа над собой достойна уважения. От восхищения войной к пацифизму - самостоятельно и осознанно. Впрочем от "денацификации" отказался... и не заставили почему-то. Но это ему не мешало, и тем, кто с ним общался тоже - люди ему были интересны разные и всегда, и он людям - друзей было по всему миру - самых разных национальностей. Писем мешками, гостей толпа. Кто-то фыркнет - "подумаешь", но, предполагаю, мера зверства от рождения каждому положена своя. Кто-то побеждает личного дьявола легко, кому-то повезло родиться без "чёрной метки", кто-то самозабвенно отдаётся внутреннему дьяволу, изгоняя "химеру совести", а кто-то ведёт с ним многолетнюю борьбу - разговоры, сражения, перемирия, отступления, победы - то соблазняясь, то изгоняя - и в конце концов берёт рогатого измором. Этот жизненный опыт невозможно оценить - он слишком личный.
После Первой Мировой соблазн расстаться с совестью был велик - поддавался по-писательски на бумаге - словом. Но даже словом получалось не всегда. В конце тридцатых нашёл компромисс - стал бесстрастным наблюдателем, впрочем имел наглость не ответить на письмо Гитлеру и поссориться с Геббельсом. Продолжал писать и печатать книжки. Хотя в сороковых позапрещали немножко - очень уж министр пропаганды бесился, что не позволили откусить голову упёртому писателишке - негодяй в партию не хочет, кафедру литературы возглавлять отказывается - где это видано при тоталитарном-то режиме! (У меня "Сады и дороги" сорок второго года издания. Хвастаюсь опять.) Писатель тайным колдунством умудрялся стоять на своём собственном пути, а не бежать вместе со всеми. Духовная акробатика. Впрочем если до сих пор кому-то очень хочется позлорадствовать и наказать фашиста-негодяя - The Devil's Captain назвал его Митчелл - можете попытаться успокоить жадную до крови врагов душу фактами уже ушедшей в прошлое биографии философа: для начала - он умер, вы победили - ура; прожив очень долгую, 103 года, жизнь он пережил большинство своих любимых людей - старший сын погиб в сорок пятом, любимого младшего брата пережил, и даже младшего сына и первую жену и самых близких друзей. Разве не достаточное наказание - пережить собственных детей, любимого сына на пол века пережить...

Но я отклонилась от темы - стальная печень, бгггг, то есть "Стальные грозы". Вот про то, что бухали как не в себя - наверняка чистая, беспримесная правда, потому что про бухло мне встречались пассажи во всех читанных и слушанных военных мемуарах - обоих войн. Чему не верю: в попытку прикинуться этаким демоном войны. То что в 19 лет он был отчаянный архаровец - верю, лез, где горячее - да, в то, что искренне рвался на войну - верю, в то что с наслаждением убивал врагов - не верю. И вот почему - а в книге очень чувствуется маска кровожадности. "Добей гада", не добил, в лицо не выстрелил, увернулся... момент, где он ошалело продолжает нажимать на курок уже пустого пистолета, выглядит правдиво - но это за гранью, когда уже ну совсем с катушек. А потом - убитый в упор англичанин, на следующий день пришёл "посмотрел на своего англичанина" - без ярости, без остервенения - настоящий псих не пришёл бы и не посмотрел, и не вспомнил бы даже, что вчера в бешеной чехарде кого-то убил в упор - подумаешь, одним больше, одним меньше. Эмоциональный разгул был и совесть была. Настоящий Юнгер в книжке тоже остался не смотря на правки и переписывания - как он переживал за брата - Фридрих Георг был тогда совсем мелкий - всего 17 лет, как разревелся в госпитале, когда нашёл его с тяжёлым ранением. Как с голодухи называл огурцы "садовой колбасой", чтоб сытнее было есть, как из обхода возвращался с полными карманами ракушек - изучал геологию в окопах.
И не похожи эти мальчишки на малолетних варваров.
Да, во время второй войны он писал в дневниках, что смерть души заметна по глазам - когда человек превращается в хищного зверя.
Вот какой он был в 1916:



Они с Фридрихом Георгом были всю жизнь искатели приключений. С детства приключались так, что мама не горюй. Мама в обморок бухнулась бы, если б знала, как они на болоте играли в дикарей. Раздевались, обмазывались чёрной болотной грязью - дикари же - и бегали через трясину - на удачу - засасывало иногда чуть не по-колено. На болотах есть такие полянки зелёненькие - под ними чёрная топь, вот если тебе лет восемь-десять, ты тощий, мелкий и шустрый у тебя есть шанс пробежать через такую полянку не утонув. Чем они и занимались, прогуливая ненавистную школу.
С младшим братом и старшей сестрой, Эрнст слева, Фриц справа:



(А какая у них сестра красавица!)



А перед самой войной Эрнст ещё учудил. У него была сверх-идея - убежать в Африку - типа там рай и полная свобода. Способ простой: обманом попасть в иностранный легион, попасть на какую-нибудь войну в Африку, а там тихонько дезертировать и остаться на благословенном чёрном континенте (рукалицо). Всё почти получилось, правда папе Эрнсту пришлось выковыривать ребёнка домой немалыми трудами - чуть под трибунал не попал ведь. 1913 год легионер:



Братья в тридцатые годы:



А это пятидесятые, наверное:



Фридрих Георг Юнгер - тоже писатель и поэт. (Эрнст в юности писал жуткие стихи)

Из смешных совпадений - с моим альтернативным названием для "Гроз" - польское издание книжки Фридриха Георга "Совершенство техники":



Ну и в конце всё же вставлю ещё немного цитат из степуновских писем и из юнгеровских "дорог" - про те самые попытки обжить катастрофу. Называть окопы "домом", строить себе "кабинеты" в землянках.
Снобская мода на ненависть к уюту, всегда вызывала скрипучую злость. Для человека с тревожным расстройством с приступами паники на ровном месте в солнечный день (для меня то есть) - возможность почувствовать себя в безопасности, дома - в тишине, покое, в уютной норе, чёрт возьми - сейчас когда типа мир-дружба-жвачка-двадцать-первый-век - редкий праздник, медитация, вагон усилий и стараний. Так что люди возящие "уютный дом" с собой - всегда и везде, через любой кошмар и катастрофу, меня восхищают.

Из письма Фёдора Степуна к жене (январь 1915):
"Чтобы иметь возможность писать это письмо, я сотворил себе собственный угол. Моя постель отделена от всей комнаты подложенным под нее ковром, вывезенным из Болегрода и теперь постоянно возимым нами с собою. Только что Семен принес мне отдельный собственный стол и зажег на нем две свечи. Так я создал себе нечто вроде кабинета: ковер, стол, постель-диван, свечи.
На сердце у меня сейчас хорошо: спокойно и уверенно. В голове свободно и просторно. Телу после утренней проездки весело и бодро. Грудь наслаждается чистым воздухом хорошего помещения. Мысли и чувства легко снимаются с якорей и медленно на белых парусах плывут к тебе.
Сегодня утром я вместе с Романычем проехал на позиции и наблюдательные пункты третьей и шестой батареи. (Это было совсем безопасно, — австрийцы уже второй день не стреляют по артиллерии). Приехав домой, я пообедал, выпил чаю с прекрасной яблочной пастилой, халвой и сухарями, выкурил папиросу и сел в свой кабинет. Мне так нравится мой кабинет, что я никак не могу написать тебе ничего иного, как то, что я сел в кабинет писать тебе письмо."

Из юнгеровских "Садов и дорог" 1939:
"Опять в расположении части. Под вечер прибыл большой спальный мешок, заказанный для меня Спинелли. Он обтянут алым шелком, так что я лежу в бункере, точно китайский мандарин в парадном наряде."
"Ночью — легкий снегопад. Я въехал в свою новую хижину, которая приятно пахнет свежеструганными досками. Стены укреплены фашинной кладкой, потолок сложен из камыша, который, после того, как насмотришься в бункере на бетон, очень приятно и тепло видеть."
"Мороз, туман и безветренный воздух создали столько волшебных творений, каких в таком изобилии мне еще никогда не случалось видеть. Деревья и кусты до самых кончиков покрылись кристаллами, подобно веткам, погруженным в маточный раствор. Застывшие в изящных позах, они безмолвно и чудесно выступали мне навстречу, когда нынче утром шагал я к укреплению Альказар. Они выплывали из плотного, влажного от снега тумана, зачастую трудноразличимые, словно белые вензеля орнамента, оставленного на серой пластинке адским камнем."

Вот как возьмусь в четвёртый раз перечитывать... "Сады и дороги" - книга возвращающая равновесие и почву с головы под ноги.
Хотела купить "Из писем прапорщика-артиллериста" Степуна в бумаге - а фигушки - нету... Эх, а я люблю чтоб понравившиеся книги были на бумаге - дома на полках.