Во-первых, Мама Карла извиняется, что до сих пор не ответила на коменты - как всегда - ответит. Во-вторых, у неё пока не получилось полностью собрать себя в кучку: Ксеня и Сеня кажется договорились, а вот Мамуля послала обоих на фиг, ибо ей хочется заняться бессмысленным и беспощадным, например, рисовать какую-нибудь не комерциализируемую, бессодержательную чушь на планшетике - вчера весь день этим занималась (рукалицо) ...Она, конечно, взялась доделывать Герду - поковыряла немного ступни - но достаточных сил в себе не ощутила, увы. А с утра ей на уши упал Ося... Не жизнь - сплошная неразбериха. Поэтому картинок сегодня не будет, будет только внезапный фрагмент из жизни убегающих.

Хотя нет, одна картинка для привлечения внимания будет. Мамуля знает, что фотки куклоголов уже всем надоели, хочется нового и разнообразного, но она к сожалению не чудоробот, чтобы без отдыха генерить новое-разнообразное-интересное. Ей хотелось бы, да, но творческая активность у неё человеческая - волнообразная.



Снова фрагмент какой-то - вне хронологии и почти вне пространства... да это всё и не важно...
(Другие фрагменты афреканской жизни Оскара есть по тегу "из жизни убегающих" )

Розовый.

Пустой аквариум, отчего-то склизкий – не высыхающий, с беловатым липким налётом на стеклянных стенках – непреодолимых и непроглядных. В углу аквариума сидела маленькая жабка – серенькая, тонкокожая с большой плоской головой и гигантскими скорбными глазами. Холодная и скользкая, маленькая жабка рыдала – наливные, стеклистые слёзы тяжело выкатывались за края круглых глаз и, медленно сползая по бледной понурой мордочке, плюхались на дно аквариума с неожиданно громким, хлюпающим звуком. Жаба безрезультатно старалась утереть их правой перепончатой лапкой, левая у неё была сухая и скрюченная, тоненькая – совсем мёртвая.
Тошнота зыбучей, сострадательной и бессильной злобы подкатила кишки к диафрагме. Хотелось выругаться, проклясть, чтобы этого не было. Расплющить в лужу рыдающую жабку, рассадить кирпичом аквариум – в мелкую крошку – в пыль, в облако – прочь!
Фон Дитрих замахнулся, от плеча, широко, на мгновение даже забыв про боль. Но движение выходило медленным, натужным, словно в сахарном сиропе, и где-то на полпути пришло осознание, что в руке у него не кирпич, а большая пивная кружка с чистой водой. Он опрокинул воду в аквариум, не испытав облегчения. Прозрачная жидкость тут же смешалась со слизью, ошмётки белого налёта превратили её в подобие баланды, запахло кислой плесенью, тухлой рыбой, развороченным трупом – так тошнотворно, что уже и самому захотелось плакать. Жабка кувыркнулась в вонючей жиже, неуклюже проплыла по дну аквариума в другой угол, вынырнула и внимательно посмотрела на фон Дитриха, как будто улыбаясь. Густое, удушливое чувство физиологического отвращения заставило его проснуться – уж лучше смерть, Вайс и кровища!
В реальности было тяжело и жарко. Ну конечно, ах ты маленькая зараза! На груди Оскара мирно спала Белка, растёкшись всей своей кошачьей мохнатой тяжестью, подёргивая лапой и нахально раззявив розовую зубастую пасть из которой нестерпимо несло помойкой. Чудовищное чудовище, белое облако кошачьей благодати, вчера упёрло с кухни здоровенную рыбину, заволокло под шкаф и сожрало добычу громко чавкая… запахом изо рта чудовище не смущалось.
Оскар осторожно повернулся на бок, вздыхая и перекатывая кошку на кровать. Та не просыпаясь подползла к его плечу, уткнулась носом в подбородок и тихонько замурчала во сне.